Поэтому само собой разумеющуюся лю­бовь к животным Библия нередко ставила примером любви к ближним. На этих примерах основаны многие евангельские притчи и поучения Господа Иисуса Христа:

«Кто из вас, имея одну овцу, если она в суб­боту упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит?» (Мф. 12, 11);

«Если у кого из вас осел или вол упадет в ко­лодезь, не тот час ли вытащит его в субботу?» (Лк. 14, 5);

«Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее? А нашед возьмет ее на плеча свои с радостью; и пришед домой, созовет дру­зей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною, я на­шел мою пропавшую овцу» (Лк. 15, 4-6).

Овца, в глазах евреев, обладала как раз тем ха­рактером, которому они весьма симпатизировали, ви­дя в нем идеал образцового поведения человека. Она была символом кротости, невинности, покорности, до­броты, миролюбия. Таким пророк Исаия видит образ грядущего Христа: «...как овца, веден был Он на за­клание, и, как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53, 7).

Довольно своеобразно были устроены некоторые загоны для овец и овчарни. Отсутствие дверей как та­ковых и относительно узкий проход внутрь овчарни помогают нам лучше осознать некоторые аллегории Иисусовых проповедей: «Истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам» (Ин. 10, 7).

А что действитель­но являлось дверью в этих строениях без окон и две­рей? После подсчета и ухода за овцами пастух ложил­ся в дверном проходе, становясь сам собой как бы жи­вой дверью, и всякий, кто хотел проникнуть в овчарню, мог пройти только через него.

«Истинно, истинно гово­рю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но пере­лазит инде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам: ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их; и когда выведет своих овец, идет пред ни­ми, а овцы за ним идут, потому что знают голос его; за чужим же не идут, но бегут от него, потому что не зна­ют чужого голоса» (Ин. 10, 1-5).

«Все, сколько ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их. Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погу­бить; Я пришел для того, чтоб имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый по­лагает жизнь свою за овец; а наемник, не пастырь, ко­торому овцы не свои, видит приходящего волка и ос­тавляет овец и бежит, и волк расхищает овец и разго­няет их; а наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый, и знаю Мо­их, и Мои знают Меня: как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца, и жизнь мою полагаю за овец. Есть у меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привесть: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Ин. 10, 8-16)'.

С началом христианской эры изменяется и отно­шение к тварному миру, окружающей природе. При­несение божественного поклонения животным в ос­новном меняется в русле христианского учения — че­ловек как владыка природы призван заботиться обо всем творении Божием, в том числе и о животных.

Достигая своей высшей цели — уподобления Богу и обожения, — человек способен обновить и усовершенст­вовать окружающий мир, потерявший гармонию и благоустройство вследствие Адамова грехопадения. Это отношение выражено словами апостола Павла: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добро­вольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучается доныне» (Рим. 8, 19-22).

И св. Григорий Нисский разделяет эту мысль и го­ворит («О сотворении человека»), что человек — в цен­тре мира, что он — его хозяин Бог недаром приготовил красивый космос, а затем уже создал человека; солнце, воздух, звезды должны служить человеку. И Бог дал ему в помощь животных При этом устроил так, что че­ловек и животные подходят друг к другу, образуют один «микромир». Человек достаточно высок, чтобы пользоваться конем, он гол, но может брать шерсть у овцы и т. д. В основе экологического мышления св. Гри­гория Нисского — своеобразный антропоцентризм; че­ловек — центр мира, но смысл его царственности — в его несовершенстве. Значит, человек должен смирять себя, потому что он уже смирен самим Богом.

«Когда пал Адам, — говорит св. Макарий Вели­кий, — и умер для Бога, сожалел о нем Творец. Ангелы, все силы, небеса, земля, все твари оплакивали смерть и падение его. Ибо твари видели, что данный им в ца­ря— стал рабом сопротивной лукавой тьмы» (Добротолюбие, т. 1). «Представь себе царя, у которого есть достояние и подвластные ему служители готовы к ус­лугам: и случилось, что взяли и отвели его н плен вра­ги. Как скоро он взят и отведен, необходимо служите­лям и приспешникам его следовать за ним же… А та­ким образом по его пленении пленена уже с ним вместе служащая и покорствующая ему тварь: потому что че­рез него воцарилась смерть над всякой душою и так изгладила весь Адамов образ, что люди изменились и дошли до поклонения демонам» (Добротолюбие, т. 1).

В книге Бытия (1, 29-30) рассказывается о пище, которую Бог изначально завещал людям и животным. Можно заметить, что как человеку не завещается вкушать мясо, так и среди животных нет еще разде­ления на хищных и нехищных. И лишь с грехопаде­нием человека появляется, вероятно, это разделение.

В пророчестве Исайи, где говорится о грядущем Царстве, это разделение снова снимается: «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет ле­жать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе и малое дитя будет водить их. И ко­рова будет пастись с медведицею, и детеныши их бу­дут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть солому».

В том же пророчестве говорится об исчезновении не­доверия человека к живому и живого к человеку: «И младенец будет играть над норою аспида, и дитя про­тянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на святой горе Моей...» (Ис. И, 6).

Английский христианский философ К. Льюис пи­сал: «Человека можно понять лишь в его отношении к Богу. Животных же следует понимать лишь в их отно­шении к человеку и через человека, к Богу».

Здесь нам следует принять меры предосторожности против од­ного из непереваренных комков атеистического миро­воззрения, которое часто сохраняется в сознании со­временных верующих. Атеисты, конечно же, считают сосуществование человека и других животных всего лишь побочным результатом взаимодействия биологи­ческих факторов, а укрощение животного челове­ком -  чисто произвольным вмешательством одного вида в дела другого. «Реальное», или «естественное», животное для них — дикое, а ручное животное — не­что искусственное, противоестественное. Но христиа­нину не следует так думать. Человеку было назначено Богом иметь власть над животными, и все, что человек делает по отношению к животному, есть либо законное пользование властью, дарованной свыше, либо свято­татственное злоупотребление ею. Поэтому ручное жи­вотное — это, в самом глубоком смысле, единственно «естественное» животное — единственное, которое за­нимает подобающее ему место, и именно на ручном животном мы должны основывать наше учение о жи­вотных.

Легко увидеть, что в той степени, в какой руч­ное животное обладает реальным самосознанием или личностными качествами, оно почти целиком обязано ими своему хозяину. Если хорошая пастушья овчарка обладает «почти человеческими» свойствами характе­ра, то это потому, что такой ее сделал хороший пастух.

Известно, что животные приходили к святым, ибо, по словам Исаака Сирина, «обоняли запах рая».

Медведи посещали преподобного Серафима Са­ровского. Да и не его одного. Вот рассказ о преподобном Сергии Радонежском: «Посещали его и медведи. Один медведь целый год приходил к нему, и пустынник делился         с ним последним куском хлеба, когда же у него бывал  лишь один кусок, он отдавал его медведю, а сам оставался голодным, потому что зверь неразумен и не понимает необходимости терпения и воздержания».

А вот о преподобном Германе Аляскинском: «Около его келий жили горностаи. Эти зверьки отли­чаются своей пугливостью. Но они прибегали к препо­добному Герману и ели из его рук. Видели, как препо­добный Герман кормил медведя».

В житиях святых можно найти бесчисленное мно­жество рассказов о том, как святым помогали и служи­ли львы, как их спасали своим молоком оленихи, как вороны приносили им хлеб. Возвращались райские взаимозависимости, когда царственное положение че­ловека  соделывало его священником для всей твари.

Животные не только «стенают и мучатся» вместе с человеком. Не только ждут усыновления и искупле­ния (Рим. 8.20~23), они уже способны вслед за святы­ми и мучениками проникнуть в новый эон, войти в церковь, дерзнем сказать — обожиться.

В житии св. великомученика и целителя Панте­леймона рассказывается, что дикие звери не хотели нападать на юношу. Тогда были убиты и они. Их тру­пы были брошены на съедение птицам. Но птицы до них не дотронулись.

«Вместе с тем, — отмечает Н. Козынцева, — в на­родном сознании, фольклоре сохранились многие представления о животных, имеющие определенную религиозную окраску, — в основном животные вос­принимаются теперь в роли посредника, например между миром людей и миром духовным, при этом ча­ще всего «нечистой силой». Особенно ярко это стало проявляться в эпоху средневековья. Вероятно, это бы­ло связано с тем, что многие из прежних верований уже утратили свое первоначальное значение, стали малопонятными, однако, будучи некогда частью куль­туры, сохранились. Как правило, такие представле­ния шли вразрез с христианским учением, и потому главные персонажи и образы могли восприниматься в народе как отрицательные или имеющие прямую связь с миром «нечистой силы». Так, например, в Ев­ропе в 15~17 вв. развернулась так называемая «охота на ведьм», в связи с чем широкий размах приобрело гонение на кошек, которые воспринимались едва ли не как само исчадие ада. Бедных животных считали ат­рибутами ведьм и их пособниками в колдовском деле. Поскольку само колдовство и неверие в ведьм было объявлено ересью, доставалось и кошкам, в особенно­сти черным. Им приписывали отрицательные качест­ва, присущие человеку, — коварство, хитрость, кро­вожадность, любовь к удовольствиям. Черный кот стал символом посрамленного сатаны в некоторых иконографических традициях, ему приписывались черты вампиризма. Разумеется, причастность этих животных к миру темных сил надуманна. И тем не ме­нее, в средневековой Европе ужас, порожденный суе­верными представлениями о том, что животные спо­собны причинить вред человеку (к тому же усиливае­мый действием инквизиции), приводил к тому, что страдали и несчастные жертвы, обвиненные в колдов­стве, и невинные животные.

На Руси традиционным было бережное отноше­ние к животному миру, как к дикой природе, так и к домашней живности. Например, регламентирующая многие стороны жизни книга «Домострой»  предлага­ла с любовью заботиться о домашних животных как о помощниках человека в его повседневных трудах, од­нако при этом не «баловать» их и уделять лишь столько внимания, сколько было необходимо, и не бо­лее. Кроме того, например, лошадей было принято ос­вящать на праздники Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня, день свв. Флора и Лавра и др. Весь домашний скот — зверей и птиц, кропили святой водой на праздник Богоявления, что отражает стремление человека очистить и освятить всякую тварь, любое творение Божие. Отношение к животным как к твари Божией, достойной доброй за­боты, было характерно и для дикой природы — убить зверя или птицу можно было лишь по необходимости, бессмысленная травля считалась предосудительной. Такое отношение к окружающей природе было сфор­мировано христианским положением о первоначаль­ной обязанности человека возделывать сад Эдемский. Христианское сознание распространяет эту обязан­ность и на проклятый за человеческое грехопадение мир, спасение которого заключается в спасении и преображении человека.

Православное осмысление природы как творения Божия было доминирующим и являлось своеобраз­ной нормой этики. Тем не менее сохранились и пере­житки древнейших языческих славянских культов, которые проявлялись в форме разного рода загово­ров, гаданий и примет, приворотов; в народной среде отчасти сохранялась вера в существование различ­ных существ, покровительствовавших определенным местностям или роду занятий: леших, русалок, водя­ных, банников, домовых, упырей и прочей «нечисти».  В основе этих верований лежало поклонение  твари, вера в магическую силу явлений природы, предметов и т.д. Животным при этом отводилась одна из главных ролей. Они упоминались в текстах заклинаний, в их образе представали многие мифические «персонажи» или считались их атрибутами (кот и сова как спод­ручники Бабы Яги, русалки — женщины с рыбьим хвостом и пр.). Нетрудно догадаться, что хранителя­ми таких верований были в основном знахари, колду­ны, люди, исповедующие язычество. Православная Церковь старалась просвещать своих чад, искореняя элементы этих культов, либо, если это не противоре­чило самой сути Православия, использовало их для проповеди Евангелия по апостольскому примеру (см. Деян. 17. 22-23). Необходимо лишь заметить, что ис­терия, связанная с верой в ведьм и «дьявольских тва­рей» (кошек, свиней, козлов, летучих мышей и мн. др.),  такого размаха, как в Европе, не получила.

В наши дни, казалось бы столь далекие от времен первобытности и средневековья, приходится с сожале­нием говорить о том. что и сегодня живы зародившие­ся еще в ту пору суеверия (т. е. напрасная вера, всуе). Бессмысленная вера в способности животных влиять на жизнь и сознание человека вызывает недоумение. Тем не менее поклонение животным как богам и сего­дня практикуется во многих религиях и странах мира, в том числе некоторые из этих верований пытаются укорениться (или возродиться) в современной России. Разумеется, такое отношение к тварному миру непри­емлемо для христианина, как неприемлемо и жестокое обращение с животными. Держась золотой середины, не впадая ни в ложное идолопоклонство, ни в неоправ­данную жестокость к творению Божию окружаю­щему миру, христианин проявит одну из величайших добродетелей — трезвомыслие: «Мы же, будучи сына­ми дня, да трезвимся, облекшись в броню веры и люб­ви и в шлем надежды спасения» (1 Фес. 5,8).

 Один из самых распространенных вопросов, зада­ваемых священнику, — можно ли держать в доме, или квартире, собаку? Люди, задающие этот вопрос, обычно от кого-то что-то слышали о том, что содер­жание собаки в жилом помещении не соответствует традициям христианского благочестия или даже под­падает под церковные запреты. 

Итак, можно или нельзя держать собаку в доме? Этот вопрос возможно потому и возникает столь час­то, что на него отсутствует прямой ответ, как положи­тельный, так и отрицательный. Случается, что неко­торые священники вменяют прихожанам во грех со­держание в семье этого «домашнего млекопитающего семейства волчьих», ссылаясь при этом обычно на «традицию» или мнение «отцов»... Другие священни­ки, напротив, не видят в этом ничего плохого, на том основании, что имеющиеся в нашем распоряжении догматические и символические тексты, выражаю­щие веру и учение Православной Церкви, не выносят никакого запретительного суждения о собаках, а рав­но кошках или иной домашней живности.

«Каждый православный христианин знает о су­ществовании в нашей Церкви Священного Преда­ния — пишет священник Дмитрий Моисеев. — зани­мает в ней должное место и церковное предание. Но, к сожалению, почти каждому из нас приходилось стал­киваться с так называемым «околоцерковным»  пре­данием, которое к Православной Церкви не имеет решительно никакого отношения, но, тем не менее, жи­вет возле нее. Увы, далеко не все верующие имеют достаточно знаний, чтобы отличить действительно церковное учение от псевдоцерковного, и, вместо то­го, чтобы решительно отвергнуть последнее, неволь­но становятся его распространителями.

К числу подобных «околоцерковных» преданий относится и мнение о недопустимости нахождения собак в квартирах и иных помещениях, где есть ико­ны и другие святыни. Говорят, что якобы нельзя освя­щать те квартиры, где живут собаки, а если собака войдет в освященное помещение, то его необходимо заново освятить. Возникает вполне резонный вопрос: а в чем же виновата собака и каким образом она мо­жет помешать благодати Вожией? Обычно отвечают, что поскольку в Священном Писании Ветхого Завета собака названа нечистым животным, то, следователь­но, она своим присутствием оскверняет святыню.

Если для людей, придерживающихся такого мне­ния, недостаточно Господних слов, сказанных апостолу Петру, а именно: «Что Бог очистил, не почитай нечис­тым» (Деян. 10,9-15), постановления Апостольского со­бора, отменившей» необходимость соблюдения христи­анами ветхозаветного закона (Деян. 15, 24-29), и иных свидетельств Нового Завета, то им нелишне будет уз­нать, что говорят святые отцы о причине разделения в Ветхом Завете животных на чистых и нечистых, а так­же в чем именно заключается эта нечистота. Великий византийский богослов IX века святитель Фотий, пат­риарх Константинопольский (память б февраля ст.ст.), пишет об этом следующее: «Многое по природе очень хорошо, но для пользующихся становится большим злом, не из-за собственной природы, но из-за порочности пользующихся... Чистое стало отделяться от нечи­стого не с начала мироздания, но получило это разли­чие из-за некоторых обстоятельств. Ибо поскольку египтяне, у которых израильское племя было в услу­жении, многим животным воздавали божеские почести и дурно пользовались ими, которые были весьма хоро­ши, Моисей, чтобы и народ израильский не был увле­чен к этому скверному употреблению и не приписал бессловесным божеское почитание, в законодательстве справедливо назвал их нечистыми... (Свт. Фотий. Ам- филохии. Альфа и Омега, №3(34), 1997, стр. 81-82).

В книге Коралай Парсонза «Животные. Звери и птицы, упоминаемые в Библии» читаем: «Собака у древних евреев вовсе не была таким другом человека, как у нас. Да, бывало, их держали в качестве стороже­вых псов, использовали для охраны стад от волков и шакалов. Щенкам разрешали входить в дом и подкарм­ливали их остатками нищи (Мк. 7, 27). Но в целом отно­шение к псам было отрицательное. По иудейскому за­кону, они считались нечистыми. Сравнить кого-либо с «мертвым псом» считалось тяжелейшим оскорблени­ем, и даже деньги, полученные за продажу столь пре­зренного животного, нельзя было приносить в дом Гос­пода (Втор, 23,18). Соломон и апостол Петр сравнивают грешников с псами (Притч. 26,11; 2 Пет. 2, 22). В Египте собаки, напротив, пользовались большой любовью и уважением».

Надо помнить, что понятая Ветхого Заве­та относились к определенной религиозно-этической среде. Можно очень подробно говорить о том, какой это имело смысл: прообразовательный, аллегорический, символический. Есть и примеры, которые говорят о том, что «нечистые» - это не всегда именно — плохие, не­годные. Многие отцы Церкви в качестве такого приме­ра приводили слона. По классификации Ветхого Завета он относился к «нечистым» тварям, но украшения из тяжестей слоновых — слоновой кости и бивней — считались самыми дорогими и благородными украше­ниями ветхозаветной эпохи.

Историческая традиция, или норма благочестия, понимающая собак как животных «нечистых», кото­рым запрещено переступать порог дома, имеется, и было бы неверно отмахнуться от нее, не попытавшись предварительно рассмотреть ее истоки.

Есть основа­ния предполагать, что на Руси она зародилась не ра­нее XV и не позднее XVII вв., в тот промежуток, когда складывались и получали широкое хождение такие нравоучительные памятники русской духовной мыс­ли, как «Домострой» Сильвестра или «Сын церков­ный» Иоанна Шевелева – Наседки.  В двух предложе­ниях можно сказать, что это было время, когда сред­невековая картина мира необратимо распадалась, а кризис этого распада переживался наиболее консер­вативными современниками как наступление «по­следних времен». Средство спасения виделось, преж­де всего, в следовании тем или иным неукоснитель­ным нормам, правилам, уставным предписаниям, сиречь — «букве». При отсутствии, в

отдельных слу­чаях, объяснений, например о собаках, их выискивали по аналогии или по контексту во всем корпусе Свя­щенного Писания, особенно в части Ветхого Завета. 

В Библии слова собака, «псы» и их производные встречаются не менее 25 раз. Для Древнего Востока, для страниц Библии собака это, прежде всего, -  образ, метафора, подчеркивающая обездоленность, нищету, страдание (IIc. 21,17; 58,7; Лк. 16, 21; Мф. 15,27 и др.).

В двух случаях — во Второзаконии (23,18) (« не вноси це­ны пса в дом Господа») и в Евангелии от Матфея (7,6) («не давайте святыни псам») - можно усмотреть нега­тивное отношение к собаке, в аспекте нечистоты этого животного. Однако анализ контекста не дает оснований для однозначных выводов. Во Второзаконии иудеям за­поведуется не вносить в храм качестве жертвы деньги, полученные от занятий проституцией и от продажи со­баки. В Евангелии от Матфея о собаке говорится в ряду пословиц: «не давайте святыни псам», «не мечите жем­чуг перед свиньями», т. е. - не делайте бессмысленных поступков или, проще, — не делайте глупости.

В средневековых соборных документах Русской Церкви, как отмечает о.Дмитрий Моисеев, есть поста­новление, запрещающее вводить собак в храм, посколь­ку пребывание собаки в нем не является уместным в си­лу присущих ей особенностей (запах, беспокойнис поведение, нарушающее благоговейный порядок и тишину храма, и т.д.). Однако это запрещение касается только храма и мотивируется отнюдь не тем, что собака оскверняет святыню и препятствует благодати Вожией избывать в храме. Соответственно, и наличие собаки в доме никоим образом не может помешать благодати. От­гоняет от нас эту благодать не собака, а наша греховная жизнь, освободиться от которой гораздо сложнее, неже­ли от собаки. Поэтому никакого препятствия для освя­щения квартиры наличие в ней собаки не представляет, хотя с точки зрения здравого смысла держать собаку в квартире не всегда оправданно. Но это уже вопрос целе­сообразности, а отнюдь не церковной дисциплины. 

Предписания «нечистоты» иудаизма, Ветхого За­вета не были подтверждены в Новом Завете, более то­го — они были во многом упразднены. Смеем считать, что это касается и наших четвероногих друзей — со­бак, и прочих животных, святая Церковь за всю свою двухтысячелетнюю историю не посчитала нужным внести прямым образом такой запрет. А что не запре­щено, то, как известно, разрешено.

Английскому писателю и философу Клайву Льюису однажды после завершения его лекции задали каверзный вопрос: может ли собака {даже не важно, собака ли, кошка или другое домашнее животное) по­пасть в рай? Ведь если нет, то получается, что высшее милосердие распространяется только на людей? А если может, то какой смысл в вере, ведь вряд ли у со­бак существуют религиозные чувства? Льюис отве­тил: «Сама по себе не может. Но вместе с хозяином — безусловно».

 «Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его». (1 Кор. 2. 9)

Продолжение следует

http://celitelj.ucoz.ru/publ/publikacii_v_presse/tajna_zhivotnykh_chast_2_prodolzhenie/1-1-0-29